Какие произведения о Второй мировой войне вы читали? Какие важные вопросы рассматривают писатели в произведениях этой тематики?
Василий Владимирович Быков - известный белорусский прозаик, удостоенный на родине почётного звания «народный писатель», человек щедрого таланта и кристальной совести. Быков вошёл в историю литературы как художник военной темы, хотя он всегда говорил, что война ему неинтересна: «Значительно больше мне хочется рассуждать не о войне, а о моральном мире человека и возможностях его духа».
Будущий писатель появился на свет 19 июня 1924 года в селе Бычки Витебской области. Родители его были простыми крестьянами. С детства мальчик увлекался рисованием, потому по завершении восьмилетки поступил на скульптурное отделение Витебского художественного училища.
Но вскоре учёбу пришлось оставить: стипендии отменили, а семья платить за образование Василия не могла. Невзирая на затруднительные обстоятельства, настойчивый юноша не опустил руки и в июне 1941 г. экстерном сдал экзамены за десятый класс.
Войну Быков встретил на территории Украины, где работал на строительстве оборонительных сооружений. В Белгороде он отстал от своей колонны и едва не был расстрелян красноармейцами по подозрению в шпионаже. В 1942 г. Василия мобилизовали. Сначала он служил в пехоте, потом -в истребительной противотанковой артиллерии. На фронте будущий писатель пережил немало испытаний, был дважды ранен, попадал в списки пропавших без вести, его имя осталось на одной из братских могил.
Быков не раз говорил от имени погибших, имея на это полное право. Впервые Василий Владимирович «погиб» в 1944 г., когда в боях за Кировоград (ныне г. Кропивницкий) полёг весь его полк. «Я был ранен в ногу, - вспоминал впоследствии писатель. - Один танк повернул на меня. Я бросил противотанковую гранату, но неудачно, и едва успел поджать ноги. Танк буквально втиснул в снег полы моей шинели... Утром село опять атаковали немецкие танки, смяли оборону. Я выполз из хаты на дорогу, где меня подобрала подвода, которая последней шла из села. Один танк остановился против нашей хаты и расстрелял её. Дом воспламенился. Очевидно, всё это и наблюдал мой командир батальона. Он, конечно, не знал, что за пятнадцать минут мне удалось выползти на улицу. После госпиталя я попал в другую часть». Так Быков попал в списки погибших. Уже после победы писатель возложил
цветы к обелиску над братской могилой, где в перечне погибших бойцов 111-й стрелковой дивизии значилось и его имя.
После лечения в госпитале Быков прошёл боевой путь от младшего лейтенанта до командира армейской артиллерии, участвовал в освобождении Румынии, Болгарии, Венгрии, Югославии, Австрии.
Всё своё творчество Быков посвятил теме войны. Отвечая на вопрос, почему так получилось, он говорил, что во время войны, как никогда, ни до, ни после неё, оказывалась важна человеческая нравственность, нерушимость основных моральных критериев. Именно это интересовало писателя в первую очередь.
Известным молодой прозаик стал после публикации повести «Третья ракета» (1962). Потом свет увидели мужественные и проницательные произведения «Альпийская баллада», «Мёртвым не больно», «Обелиск», «Пойти и не вернуться», «Знак беды», «Сотников», «Дожить до рассвета» и другие.
Большой успех произведений Быкова объясняется в первую очередь тем, что писателю удалось найти свой взгляд на войну и правдивую интонацию, которая сполна передавала чувства всех тех, кто пережил военное лихолетье. Иногда критика упрекала Василия Владимировича за то, что в его книгах почти нет батальных сцен, недостаёт военных реалий... Однако такие упрёки Быкова не задевали, ведь в своих произведениях он в первую очередь стремился исследовать то, что происходит с человеком в нечеловеческих условиях войны. Одним из первых среди писателей СССР Быков показал судьбу «маленького человека» на войне, отрицая утверждение советских идеологов о том, что плен является виной и позором солдата. Для писателя плен - трагедия, достойная сочувствия. Эти мысли писателя нашли воплощение в «Альпийской балладе».
Рассказывая о замысле повести, Быков вспоминал:
«Это произошло в самом конце войны в Австрийских Альпах... Здесь был глубокий тыл немецкого рейха и много работавших на войну промышленных предприятий и, конечно, всяческих лагерей: концентрационных, военных, рабочих... Однажды мы заняли какой-то городок и ждали новой команды... И тут возле одной из дальних машин на глаза мне попалась девушка - щупленькая, черноволосая, в полосатой куртке и тёмной юбочке, она перебирала взглядом лица бойцов в машине...
- Товарищи, кто есть Иван? - спрашивала она.
Мы. спросили, какого именно Ивана она разыскивает.
Девушка рассказала примерно следующее: её зовут Джулия, она итальянка из Неаполя. Год назад, летом 44-го, во время бомбёжки. военного завода она убежала в Альпы, где встретила русского военнопленного. Несколько дней они проблуждали в горах, голодные и раздетые, и напоролись на полицейскую засаду. Её схватили и снова бросили в лагерь, а что случилось с Иваном, она не знает. Я почти забыл об этой мимолётной фронтовой встрече и вспомнил о ней лишь спустя восемнадцать лет... И тогда я написал всё то, что вы прочитали в “Альпийской балладе”».
Свои произведения Быков писал на белорусском языке, большинство из них сам переводил на русский. Его книги изданы на сорока языках мира, а их общий тираж достиг свыше трёх миллионов экземпляров. Немало произведений писателя экранизированы и поставлены на театральной сцене. Известный поэт-фронтовик К. Ваншенкин, друг Быкова, сказал: «Василия Быкова я считаю одним из лучших европейских писателей. Он был рождён войной и писал на удивление честные произведения. И в жизни он был очень порядочным, естественным, открытым. Василий всегда жил по высшим человеческим законам».
В середине 1990-х годов Быкову пришлось пережить травлю в государственной прессе и запрет своих произведений на родине. К тому времени уже тяжело больной, он вынужден был выехать в Европу. Однако последний месяц писателя прошёл в родной Беларуси, которую он называл изумрудной страной. Василь Быков ушёл из жизни 22 июня - в День скорби и чествования памяти жертв войны.
«Не забудьте»! - это завещание писателя-фронтовика, творчество которого стало памятником всем тем, кто защищал родину, раздаётся как напоминание о трагедии Второй мировой войны и как тревожное предостережение о будущем.
ПРОВЕРЬТЕ СЕБЯ
1. О каких чертах характера В. Быкова свидетельствуют факты его биографии?
2. Как сложилась судьба писателя в годы войны?
3. Как личный фронтовой опыт повлиял на творчество В. Быкова? Охарактеризуйте особенности изображения войны в его произведениях.
4. Назовите наиболее известные книги В. Быкова. Какие проблемы поднимал и исследовал писатель в своих произведениях?
5. Подискутируйте! Почему, по вашему мнению, писатель отказался от изображения развёрнутых описаний батальных сцен и военных реалий в пользу исследования моральных принципов человеческой жизни на войне? Обоснуйте своё мнение.
Перед чтением. Почему свою повесть Василь Быков назвал «балладой»?
АЛЬПИЙСКАЯ БАЛЛАДА (Отрывки)
1
Он споткнулся, упал, но тут же вскочил, поняв, что, пока вокруг замешательство, надо куда-то убежать, скрыться, а может, и прорваться с завода. Но в вихревых потоках пыли, поглотившей цех, почти ничего не было видно, он чуть не угодил в чёрную пропасть воронки, где взорвалась бомба, по краю обежал яму. Чтобы не наткнуться на что-нибудь в пыли,
выбросил вперёд руку, а другой сжал пистолет; опять споткнувшись, перекатился через вывороченную взрывом бетонную глыбу, больно ударившись коленом. Вскочил уже босой, растеряв колодки, и ногам стало нестерпимо больно на беспорядочно заваливших цех бетонных обломках.
Сзади слышались крики, в другом конце помещения гулко протрещала автоматная очередь. «Черта с два!» - сказал себе Иван, вскочил на сброшенную с перекрытий железную ферму, оттуда перемахнул на косо рухнувший столб простенка. По простенку взбежал выше. Потянуло ветром, пыль постепенно рассеивалась, можно было оглядеться. (...) Впереди в трёх шагах и ниже было последнее его препятствие - полуразрушенная стена внешней ограды, а дальше, будто ничего в целом мире не произошло, безмятежно утопали в зелени улицы, пламенели под солнцем черепичные крыши домов и совсем близко на склоне призывно темнела хвойная чаща леса. (...)
Но добежать до леса Иван не успел. Он взбирался по траве вверх, минуя большие и малые обломки скал... и почти уже достиг еловой опушки, как сзади, будто вынырнув из-за пригорка, совсем близко залилась лаем собака. Иван кинулся к молодой ёлочке, затаившись, выглянул сквозь ветви - через бугор, мелькая в траве бурой спиной, по его следам мчалась овчарка. (...)
Овчарка стремительно приближалась, прижав к голове уши, вытянув хвост; уже стала видна её раскрытая пасть с высунутым языком и хищным оскалом клыков. Иван затаил дыхание, напрягся, стараясь как можно лучше прицелиться, подпустил её шагов на пятьдесят, выстрелил. И сразу же понял, что промазал. Пистолет дёрнулся в руке стволом вверх, в нос ударило пороховым смрадом, овчарка залаяла сильнее, и он, не целясь, наугад, поспешно выстрелил ещё. Тотчас короткая радость блеснула в душе - собака отчаянно взвизгнула, взвилась, со всего маху ударилась о землю и в каких-нибудь двадцати шагах от него задёргалась, забилась в траве. Он уже готов был кинуться в лес, но тут увидел: огромный, с рыжими подпалинами на боках волкодав, задыхаясь, выскочил из-за камней. За ним, петляя в траве, тянулся длинный ременный повод. (...)
Не зная, как защититься, Иван вскинул навстречу руки. Это был точный и сильный прыжок. Пистолет выпал из рук Ивана, сам он не устоял на ногах и вместе с собакой покатился по склону. Казалось, всё скоро кончится, но Иван, падая, успел схватить волкодава за ошейник и железным напряжением рук оттянул его от себя. Собака сильно царапнула когтями, где-то с треском разорвалась одежда. Одной рукой сжимая ошейник, другой Иван поймал переднюю собачью лапу и сильно выкрутил её в сторону. Задыхаясь в борьбе, они ещё раз перекатились друг через друга, потом, чтобы как-то удержаться сверху, Иван выбросил в сторону ноги, изо всех сил стараясь подмять под себя собаку. Наконец это ему удалось, и он, навалившись на пса всем телом, начал его душить. Но волкодав был чертовски силён, и Иван вдруг понял, что долго так не выдержит. Тогда, изловчившись, он последним усилием двинул его коленом. Волкодав взвизгнул и резко дёрнулся, едва не вырвав из руки ошейник. Иван почувствовал, как под коленом будто хрястнуло что-то, и, выламывая пальцы, ещё туже затянул ошейник. Но задушить пса у него не хватило силы, волкодав отчаянно рванулся и выскользнул из рук.
Иван сжался в ожидании нового прыжка, но собака не прыгнула - распластавшись рядом и вытянув толстую морду с выброшенным набок языком, она часто и сипло дышала, злобно глядя на человека. Натёртые ошейником, у Ивана жгуче горели ладони, от перенапряжения нервно трепетала мышца в предплечье, чуть не выскакивало сердце из груди. Опустив на траву дрожащие руки, он стоял на коленях и почти дикими глазами глядел на собаку.
Они следили один за другим, боясь упустить первую попытку к прыжку, и в то же время Иван опасался, как бы не появились немцы. Через минуту он понял, что волкодав вряд ли бросится первым. Тогда он поднялся на ноги и, отступив в сторону, схватил в траве камень. Хотел им ударить собаку, но тут же раздумал. Волкодав судорожно выгнул хребет, видно, ему досталось не меньше, чем человеку, и он беспомощно, тихо скулил. Иван сделал несколько осторожных шагов назад. Волкодав приподнялся, тоже немного подвинулся, поводок его скользнул по траве. Но он не вскакивал. Иван, ещё больше осмелев, устало побежал вверх, к ели, где уронил пистолет. (...)
2
(...) Иван напряжённо обдумывал, как быть дальше, и в то же время по какому-то неясному звуку догадался, что сзади кто-то бежит. Отскочив за мшистый комель ели, он щёлкнул предохранителем браунинга. Треск мотоциклов приблизился: «Обкладывают, сволочи!» Иван оглянулся, опустился за елью на одно колено и приподнял сжатый в руке пистолет. Внизу снова раздался приглушённый стук по камням. Иван всмотрелся и уже отчётливо определил в зарослях место, где был человек. Вначале оттуда никто не показывался. Потом ветки закачались, и на прогалину из ельника выскочила лёгкая полосатая фигурка, метнула взглядом по склону.
- Руссо!
Женщина?! Этого ещё не хватало! Он чуть не выругался с досады, но приближающийся рёв мотоциклов переключил его внимание. Иван крутнулся на земле, не зная, куда податься: меж редких стволов его легко могли увидеть сверху. И он прыгнул в неглубокую выемку-нишу под крутоверхой скалой, весь сжался, готовясь к отпору. Полосатая фигурка внизу на минуту исчезла за краем обрыва. Он теперь не смотрел туда, а напряжённо слушал, больше всего остерегаясь мотоциклов. Но вот внизу, в двадцати шагах, из-за камня снова показалась женская фигура в длинной, не по росту, куртке с закатанными рукавами и красным треугольником на груди. Это была девушка. Она быстро огляделась по сторонам, и он заметил, как под чёрной шапкой волос с нескрываемой радостью блеснули такие же чёрные, словно две маслины, глаза. (...)
Взглянув в подлесок, Иван увидел за камнями ещё одного в полосатом, который после окрика девушки сразу же шмыгнул в заросли. Иван хотел было кинуться прочь от этих непрошеных спутников, но девушка легко выскочила из-за обрыва, нагнулась, сунула ноги в колодки, которые до сих пор держала в руках, и, застучав ими, торопливо побежала к нему.
Мотоциклы ревели чуть ли не над их головами, и эта её нелепая дерзость вызвала у Ивана гнев - их ведь легко могли тут заметить. Пригнув
шись, Иван шагнул к девушке и за руку рванул её под скалу. При этом он тихо, но с неудержимой яростью выругался. Она легко метнулась за ним, как вдруг одна её колодка сорвалась с ноги и, застучав по камням, отлетела далеко в сторону.
- Ой, клумпес1! - приглушённо
вскрикнула девушка.
Мотоциклы один за другим, обдавая их грохотом, проносились совсем близко, но она, казалось не обращая на них внимания, вырвала у него руку и бросилась за своей колодкой. Иван не успел удержать её, только в гневе стукнул кулаком по камню и скрипнул зубами. Девушка между тем подхватила колодку и кинулась назад. (...)
В это время в стороне города опять послышались выстрелы, крики и лай собак. «Чёрт с ней, с этой девкой», - подумал Иван. Надо было пробираться дальше, и он быстро полез по склону. (...)
3
Временами он слышал за спиной торопливые шаги своей спутницы -она не отставала. Только иногда, уронив с ноги клумпес, девушка на минуту задерживалась, но потом бегом догоняла его и шла рядом. В такие моменты он слышал её близкое частое дыхание.
Иван старался быть безразличным к ней; если бы девушка отстала совсем, он, возможно, даже вздохнул бы с облегчением, но всё же, пока она была рядом, не мог прогнать её, чтобы уйти одному. Он только думал: и откуда её, на беду, прибило к нему, поди ж ты, вырвалась с завода, догнала. (...)
Одна колодка у неё свалилась с ноги и по камням быстро покатилась вниз. Она растерянно вскрикнула: «Санта мадонна!» - оглянулась и устало села, по всей вероятности не решаясь спускаться за ней. Но вскоре всё же полезла вниз, прихрамывая на одну ногу, подобрала колодку и снизу взглянула на Ивана. В её взгляде теплилась молчаливая благодарность за то, что он не ушёл без неё. Он спокойно опустился на сухую колючую землю между извилистыми корнями, поджидая, пока девушка вылезет из-под кручи. Добравшись до него, она в изнеможении упала рядом.
- Брось ты их к чёрту! - сказал он, имея в виду колодки.
Она подняла на него чёрные широкие глаза. Он показал на её клумпесы и махнул рукой - брось, мол. Она, очевидно, поняла и отрицательно покачала головой, пошевелив при этом своей маленькой мокрой и, как показалось ему, слишком нежной стопой. Он сразу понял нелепость своего совета, так же как и то, что немало ещё хлопот причинят ей эти непомерно большие деревяшки. Его ноги, исколотые на камнях и валежнике, тоже горели и саднили. Особенно донимала при ходьбе левая пятка. Теперь, невольно
затягивая минуту передышки, он решил посмотреть, что там, и, поджав руками ногу, взглянул на влажную стопу. (...)
В пятке была заноза.
Он никак не мог взяться за конец занозы, а она легонько и удивительно просто холодными тонкими пальцами обхватила его большую ступню, поковыряла там и, нагнув голову, зубами больно ущипнула подошву. Он нерешительно дёрнул ногу, но она удержала, нащупала кончик, и, когда выпрямилась, в ровных её зубах торчала маленькая ворсинка занозы.
Иван не удивился и не поблагодарил, а, подтянув ногу, взглянул на пятку, потёр, попробовал наступить - стало, кажется, легче. Тогда он уже с большей приязнью, чем до сих пор, посмотрел на девушку, на её мокрое, смуглое, похорошевшее лицо. Она не отвела улыбчивого взгляда, пальцами взяла из зубов занозу и кинула её на ветер.
- Ловкая, да, - сдержанно, будто неохотно признавая её достоинства, сказал он. (...)
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К ПРОЧИТАННОМУ
1. Как в первых двух абзацах повести автор вводит читателя в атмосферу войны?
2. Как в борьбе один на один с волкодавом раскрывается характер главного героя? Поясните символическое значение этого противостояния.
3. Как встретились беглецы? Каким было первое впечатление Ивана от девушки-итальянки?
4. Проследите, как между беглецами завязываются дружеские отношения. Как вы думаете, почему Иван не оставил девушку искать спасения в одиночку?
5. Работа в парах. Сравните описание поединка за жизнь с волкодавом в повести В. Быкова и бой с барсом в поэме М. Лермонтова «Мцыри». Что заставило героев противостоять жестокому зверю и победить?
4
Беглецы далеко отошли от концлагеря и решили, что немцы искать их уже не будут. Иван снова переживал события этого сумасшедшего дня...
В полуразрушенном после ночного налёта цехе пятеро пленных откапывали невзорвавшуюся бомбу. Они решились бежать из лагеря смерти и планировали устроить взрыв. Кто-то должен ударить кувалдой по детонатору и ценой собственной жизни спасти других. Мужчины напряжённо молчали: никто не хотел умирать. И тогда вызвался Иван. Неожиданно к яме подошёл командорфюрер Зандлер...
Эсэсовец. протянул к нему ногу в запыленном сапоге.
- Чисто́! - спутав ударение, кивнул он на сапог.
Иван, разумеется, понял, что от него требовалось (это не было тут в новинку), но на мгновение растерялся от неожиданности (только что он подготовился совсем к другому) и несколько секунд помедлил. Зандлер ждал с угрозой на жёстком скуластом лице. Дольше медлить было нельзя, и парень опустился возле его ног. Это унижало, бесило, и Иван внутренне сжался, подавляя свой непокорный, такой неуместный тут гнев.
Согнувшись, он чистил сапог натянутыми рукавами куртки. (...)
Между тем к его коленям придвинулся второй запыленный сапог с большим белым пятном на голенище. Немец нетерпеливо буркнул два слова и носком пнул пленного в грудь. Иван помедлил, что-то, ещё позволявшее контролировать себя, вдруг оборвалось в нём. Его пальцы отпустили рукав и мёртвой хваткой впились ногтями в ладонь. Подхваченный гневной силой, от которой неудержимой тяжестью налились кулаки, он вскочил на ноги и бешено ударил немца в челюсть. Это случилось так быстро, что Иван сам даже удивился, увидев Зандлера лежащим на бетонном полу. Поодаль, подпрыгивая, катилась его фуражка. (...)
В голове Ивана молнией сверкнула мысль: «Всё кончено!» Щёлкнул затвор пистолета, и немец с внезапной стремительностью вскочил на ноги. Это сразу вывело Ивана из оцепенения, и, чтобы умереть недаром, он ринулся головой на врага.
Ударить, однако, он не успел: земля вдруг вздрогнула, подскочила, внезапный громовой взрыв подбросил его, оглушил и кинул в чёрную пропасть. (...)
Зандлер ахнул, мотнул в воздухе рукой. Этот жест напомнил Ивану о пистолете. На коленях он перевалился через эсэсмана, рванул из его полуразжатых пальцев пистолет и с бешеным стуком в груди бросился в вихревое облако пыли. (...)
Иван и его спутница по имени Джулия должны были перейти горный перевал, чтобы присоединиться к партизанскому отряду. В пути Ивана часто одолевали воспоминания, которые не отпускали его даже во сне. Он вспоминал, как несколько раз бежал из концлагеря, как попал в плен, выходя из окружения...
Но вот беглецы увидели старого австрийца. Ругая себя за то, что поступает как грабитель, Иван забрал у него чёрствую краюху хлеба и кожаную куртку.
10
(...) Иван развернул на земле потёртую, из жёлтой кожи тужурку, вынул из неё хлеб и шагнул к Джулии.
- О нон. Нет! Я тепло, - сверкнула она на него оживившимися вдруг глазами и вскинула навстречу руку. Иван молча накинул ей на плечи куртку. Девушка, закутавшись в нее, съёжилась, вобрала в воротник голову. Он присел рядом.
- Иль панэ - хляб! - поняв его намерение, сказала она и проглотила слюну. Он сперва осмотрел буханку, прикинул на руке, будто определяя вес и ту самую минимальную норму, которую они могли позволить себе в этот раз съесть, и вздохнул: уж очень мизерной оказалась она. Джулия опустилась на землю и подвинулась к нему. Боясь раскрошить буханку, Иван не стал отламывать от неё, а поднял острый обломок камня и, примерившись, начал осторожно отрезать кусочек. Девушка с каким-то радостным умилением в глазах покорно следила за движениями его пальцев, глядя, как он режет и как делит отрезанное пополам, отламывая от одной половины и прибавляя к другой. (...)
- Руссо! - торопливо жуя и кутаясь в тужурку, позвала Джулия. - Как имеется твоё имья? Иван, да?
- Иван, - слегка удивившись, подтвердил он.
Она заметила его удивление и, откинув голову, засмеялась:
- Иван! Джулия угодаль! Как сто угодаль?
- Нетрудно угадать.
- Все, все руссо - Иван? Правда?
- Не все. Но есть. Много.
Она оборвала смех, устало вздохнула, крепче запахнула тужурку и украдкой взглянула на остаток буханки. Иван, медленно доедая свой кусок, заметил этот её красноречивый взгляд и взял буханку, чтобы сунуть её за пазуху. Но не успел он расстегнуть куртку, как Джулия вдруг ойкнула и в изумлении застыла на месте. (...)
Поодаль в прогалине, опёршись на расставленные руки, сидел на скале страшный гефтлинг1. Лысый череп его на тонкой шее торчал из широкого воротника полосатой куртки, на которой чернел номер, а тёмные глазницы-провалы, будто загипнотизированные, неотрывно глядели на них. Увидев в руках Ивана хлеб, он встрепенулся и, подпрыгивая на месте, начал хрипло выкрикивать:
- Брот! Брот! Брот!2
Иван понял, что сумасшедший поднимет шум и выдаст их эсэсовцам, он всё-таки отломил кусок хлеба и оставил его на камне.
Едва заметной тропинкой беглецы двинулись дальше. По дороге Джулия рассказала, что её отец - коммерсант, хозяин фирмы, поддержал нацистов, а она - убеждённая антифашистка. О своей жизни Иван рассказывал неохотно, сказал только, что жил в белорусском селе Терёшки, отца не помнит, так как тот рано умер, оставив мать с четырьмя маленькими детьми. Тем временем путь к перевалу становился всё труднее, крепчал мороз, ветер бил в лицо. Джулия совсем обессилела, и Иван понёс её на спине.
Утром беглецы спустились в цветущую альпийскую долину. Проснувшись среди красных маков и не увидев девушки, Иван в отчаянии кинулся её искать. Джулия была возле водопада. Иван вернулся в долину, а скоро подошла и Джулия.
15
(...) - Иван!!!
В этом восклицании прозвучали одновременно испуг, облегчение и радость; она всплеснула руками и птицей бросилась ему навстречу. Иван остановился. Казалось, целую вечность не видел он этих сияющих радостных глаз, нежной смуглости щёк, беспорядочной россыпи её коротко подстриженных волос. Всё в нём рвалось к ней, но он сдержал себя, молчал. Она же, подминая колодками маки, подскочила к Ивану, обеими руками обхватила его за шею и, повиснув на ней, обожгла его пьянящим, озорным поцелуем.
Он затаил дыхание, а она, всё ещё обнимая его, порывисто откинула голову и захохотала, влюблённо вглядываясь в его лицо, горевшее от прикосновения её холодных, упругих губ. Затем, не переставая смеяться, разжала пальцы, легко оттолкнула его и опустилась в траву. (...)
Он, однако, внезапно насупился, смутился, за какие-нибудь полминуты, стоя так, почувствовал, как что-то в нём рушится, какая-то неведомая сила подчиняет себе его волю. Только теперь он уже не стал с этой силой бороться - подчинился, потому что в этом подчинении была радость, и он сделал шаг к девушке. Джулия вдруг оборвала смех и вскочила навстречу.
- Иван! - вскрикнула она, увидев цветы в его руках. - Это ест для синьорина? Да? Да?
Он и сам только теперь обратил внимание на букет маков, бессмысленно смятых в руках, и засмеялся. Она также засмеялась, понюхала цветы, утопив в букете своё маленькое милое личико. Затем положила букет на траву и быстро-быстро начала рвать вокруг себя маки.
- Джулия благодарит Иван. Благодарит - очэн, очэн...
- Не надо, что ты! - пытался остановить её Иван.
- Очэн, очэн благодарит надо! Иван спасает синьорину! Руссо спасат итальяно! Это есть браво! - восторженно говорила она, продолжая рвать маки. Потом с целой охапкой их подбежала к Ивану и вывалила все цветы ему на грудь.
- Ну что ты! - удивился он. - Зачем?!
- Надо! Надо! - смешно коверкая русские слова, настаивала она, и он вынужден был обхватить вместе с охапкой маков и тужурку с завёрнутым в неё хлебом. (...)
Преследователи поймали сумасшедшего беглеца, и вот-вот могли их увидеть. Иван и Джулия попытались уйти от погони, но преследователи всё-таки загнали их в ловушку.
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К ПРОЧИТАННОМУ
1. Какие эпизоды повести свидетельствуют о том, что в плену Иван не утратил человеческого достоинства?
2. Найдите и выпишите портрет Джулии. О каких духовных качествах героини читатель может узнать по её портрету?
3. Какую роль играет мотив хлеба в противопоставлении ужасов войны истинным человеческим ценностям?
4. Проследите, как символы помогают автору раскрыть духовно-эмоциональный мир влюблённых.
5. Работа в парах. С помощью каких художественных деталей автор передаёт душевное состояние Ивана?
24
Джулия лежала на каменном карнизе в пяти шагах от обрыва и плакала. Он не успокаивал её, не утешал - сидел рядом, опёршись руками на замшелые камни, и думал, что, наверное, всё уже кончилось. Впереди и сбоку к ним подступал обрыв, с другой стороны начинался крутой скалистый подъём под самые облака, сзади, в седловине, сидели немцы. Получилась самая отменная западня - надо же было попасть в такую! Для Джулии это было слишком внезапно и мучительно после вдруг вспыхнувшей надежды спастись, и он теперь не уговаривал её - не находил для этого слов. (...)
Похоже было, немцы чего-то ждали, только чего? Возможно, какой-либо подмоги? Но теперь ничто уже не страшно. Теперь явная финита1, как говорит Джулия. Четвёртый его побег, видимо, станет последним. Жаль только вот это маленькое человеческое чудо - эту черноглазую говорунью, счастье с которой было таким хмельным и таким мимолётным. Хотя он и так был благодарен случаю, который послал ему эту девушку в самые последние и самые памятные часы его жизни. После всего, что случилось, как это ни странно, умирать рядом с ней было всё же легче, чем в ненасытной печи крематория.
Джулия, кажется, выплакалась, плечи её перестали вздрагивать, только изредка подёргивались от холода. Он снял с себя тужурку и, потянувшись к девушке, бережно укрыл её. (...)
- Иванио! Где ест Бог? Где ест мадонна? Где ест справьядливость? Почему нон кара фашизм? - спрашивала она, в горе ломая тонкие смуглые руки.
- Есть справедливость! - точно очнувшись, крикнул он. - Будет им кара! Будет! (. )
Иван зло выругался - за седловиной заливались лаем собаки.
Долго подавляемый гнев вдруг прорвался в Иване, он поднялся на широко расставленные ноги - разъярённый и страшный.
- Звери! - закричал он на немцев. - Звери! Сами боитесь - помощников ведёте! Всё равно нас не взять вам! Вот! Поняли? (...)
Одна, две, три, четыре, пять пегих, спущенных с поводков овчарок, распластавшись на бегу, устремились по склону; за ними бежали немцы. Поняв, что вот-вот они окажутся тут, Иван вскочил, схватил за руку Джулию, та бросилась ему на шею и захлебнулась в плаче. Он чувствовал, что надо
что-то сказать. Самое главное, самое важное осталось у него в сердце, но слова почему-то исчезли, а собаки с визгом неслись уже по лощине. Тогда он оторвал её от себя, толкнул к обрыву - на самый край пропасти.
На обрыве он кинул взгляд в глубину ущелья - оно по-прежнему было мрачным, сырым и холодным; тумана, однако, там стало меньше, и в пропасти ярко забелели снежные пятна. Одно из них узким длинным языком поднималось вверх, и в сознании его вдруг сверкнула рискованная мысль-надежда...
- Прыгай!
Джулия испуганно отшатнулась. Он ещё раз крикнул: «Прыгай на снег!» - но она снова всем телом качнулась назад и закрыла руками лицо...
С внезапной яростной силой он схватил её за воротник и штаны и, как показалось самому, бешено ногами вперёд бросил в пропасть. В последнее мгновение успел увидеть, как распластанное в воздухе тело её пролетело над обрывом, но попало ли оно на снег, он уже не заметил. Он только понял, что самому с больной ногой так прыгнуть не удастся.
Впереди всех на него мчался широкогрудый поджарый волкодав с одним ухом - он перескочил через камни и взвился на дыбы уже совсем рядом. Иван не целился, но с неторопливым, почти нечеловеческим вниманием, на которое был ещё способен, выстрелил в его раскрытую пасть и, не удержавшись, сразу же в следующего. Одноухий с лету юзом пронесся мимо него в пропасть, а второй был не один - с ним рядом бежали ещё два, и Иван не успел увидеть, попал он или нет.
Его недоумение оборвал бешеный удар в грудь, нестерпимая боль пронизала горло, на миг мелькнуло в глазах хмурое небо, и всё навсегда погасло...
Вместо эпилога
«Здравствуйте, родные Ивана, здравствуйте, люди, знавшие Его, здравствуй, деревня Терёшки у Двух Голубых Озёр в Белоруссии.
Это пишет Джулия Новелли из Рима и просит вас не удивляться, что незнакомая вам синьора знает вашего земляка, знает Терёшки у Двух Голубых Озёр в Белоруссии и имеет возможность сегодня, после нескольких лет поисков, послать вам это письмо. (...)
Мне пришлось разделить с Ним последние три дня Его жизни - три огромных, как вечность, дня побега, любви и невообразимого счастья. Судьбе не угодно было дать мне разделить с Ним и смерть - рок или обычный нерастаявший сугроб снега на склоне горы не дали мне разбиться в пропасти. (...)
Я хочу только сообщить, что вся моя последующая жизнь была неразрывно связана с Ним, так же как и моя скромная общественная деятельность в Союзе борьбы за мир, в издании профсоюзной газеты, наконец, в воспитании сына Джиованни, которому уже восемнадцать лет и который готовится стать журналистом. (...)
Иногда, вспоминая Иванио, я содрогаюсь от мысли, что могла бы не встретиться с Ним. Но этого не случилось, и теперь я говорю спасибо провидению, спасибо всем испытаниям, выпавшим на мою долю, спасибо случаю, сведшему меня с Ним.
Уважающая вас Джулия Новелли из Рима».
Перевод М. Горбачёва
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ К ПРОЧИТАННОМУ
1. Почему название повести В. Быкова можно считать символичным? На что такое название направляет внимание читателя?
2 В чём проявились сила духа и непобедимость Ивана?
3. Докажите, что в образе Джулии объединены жизненная стойкость, нежность и детская непосредственность. Подберите соответствующие цитаты.
4. Какой эпизод является кульминацией повести? Обоснуйте свой ответ.
5. С помощью каких художественных средств в повести объединены прошлое, настоящее и будущее?
6. Какие художественные детали делают более выразительным противопоставление силу настоящих человеческих чувств и ужасов войны?
7. Подискутируйте! Почему Иван сбросил Джулию в пропасть?
8. В первой редакции повести Джулия погибла, но позже писатель изменил финал произведения. Как благодаря этому изменилась основная мысль повести?
9. Работа в группах. Подготовьтесь рассказать о трёх днях любви в Альпах от имени Ивана Терёшки и от имени Джулии.
10. Творческая работа. Напишите письмо героине «Альпийской баллады». Выскажите в нём свои чувства по поводу истории её любви.
Это материал учебника Литература 9 класс Волощук